Снег тоже умеет говорить. Если вслушаться - всмотреться в его молочную хлябь, в манную кашу перьевых хлопьев на крышах, то можно услышать. О, сколь многое способен рассказать снег, но он всегда выбирает язык, лишенный звуков. Ни гласный, ни согласный, без имен и глаголов. Международный язык молчания. А люди так редко находят время, чтобы выучить этот язык.

Людям остается слушать снег в переводе.
А между тем он рассказывает, как спалось ему в облаке, как мягко задевали его бока босыми пятками прохожие ангелы. Как снился ему долгий сон, печальный сон, сон о нас, живущих внизу. А потом затяжелело что-то внутри, там, где у человека располагается сердце, заныло, заплакало, разбудило, потянуло вниз — блеснуть один раз в танцевальном падении и упасть, и лечь на землю. Навсегда ли? «Нет, нет» — смеются снежинки — «взлетим снова, станем выше высокого, вернемся росой на ангельскую босоту». И вот лежит снег на земле, чернеет, темнеет, мокнет, ждет своего возвращения обратно.
Снег рассказывает, что на земле все оказалось точно таким, каким снилось ему там, на облаке. И шерсть бездомной собаки такая же мокро-игольчатая, и стекла окон такие же отвесно-скользкие — не удержаться, только заглянуть мельком в теплый свет, подглядывая незнакомую жизнь, и лапы лесных елей такие же широко-гостеприимные, и даже мальчика, переводчик снежного языка, такой же наивно нелепый и смешной — стоит растерянно и задумчиво на улице без шапки, снег на ушах лежит, все волосы выбелил, а он улыбается чему-то. И хорошо на земле, и тоскливо, и легко и тяжело от этого там, внутри, где у людей обычно сердце.
Да, снег тоже умеет говорить. Многое он мог бы поведать, многое. Жаль только, что слышать его умеют одни лишь блаженные безумцы, дети и поэты.
Аль Квотион